— Знакомы с седьмого класса. Посчитайте. Мой возраст известен, о жене говорить не буду, сами догадаетесь. В 305-й школе города Ленинграда мы отучились все десять лет. Воспоминания о тех годах храню очень хорошие, светлые, теплые. Хотя школа была обычная, не сверхпродвинутая, многие ее выпускники поступали в вузы. Из моего выпуска процентов 80 с первой попытки стали студентами.

— Вы ведь жили в Купчино? Не самый престижный район Петербурга…

— Верно, но это была свежая новостройка, современный жилой микрорайон. В ту пору многие питерцы с удовольствием обменяли бы комнату в густонаселенной коммуналке на Мойке или Невском на отдельную, пусть и малогабаритную квартиру на окраине. Отцу, преподававшему в Технологическом институте имени Ленсовета, дали ордер на чуть улучшенную версию хрущевки с маленькой кухней, зато с раздельным санузлом, что считалось крутизной. Общая площадь составляла, кажется, метров сорок. Немного, прямо скажем. Там я прожил почти тридцать лет, умудрился даже написать диплом с кандидатской диссертацией и не чувствовал себя сколь-нибудь угнетенно или стесненно. Потом уже купил свою первую квартиру. Это была «трешка» в считавшемся элитным Московском районе. Помню, счастье испытал невероятное, ни с чем не сравнимое…

— О родне расскажите чуть подробнее, Дмитрий Анатольевич.

— Я уже говорил вам, что являюсь горожанином в третьем поколении, а вот мои деды и бабки жили в селе. Афанасий Федорович Медведев до революции был крестьянином, а потом сделал партийную карьеру средней руки, работал в райкоме и Краснодарском крайкоме КПСС. Надежда Васильевна, бабка по отцовской линии, как ни странно, родилась в семье питерского рабочего. В революцию родные умерли, и судьба забросила сироту в Курскую область, где она познакомилась с будущим мужем. В 17 лет повенчалась и счастливо пробыла в браке до глубокой старости, родила четверых детей, из которых выжили двое — мой отец и его сестра. Папы в возрасте 77 лет не стало, а тетя до сих пор здравствует, проживает в Краснодаре.
Матушкины родственники происходили из Белгородской губернии и носили, что называется, говорящие фамилии. Деда звали Вениамином Сергеевичем Шапошниковым, его отец и — соответственно — мой прадед был скорняком, шил шапки. Второй прадед, Василий Александрович Ковалев, работал кузнецом. Многие считали, он похож на последнего русского императора, а теперь и мою фотографию порой пытаются с помощью фотошопа загримировать под Николая Второго… Бабушка Мелания Васильевна была, по сути, домохозяйкой, занималась семьей, растила дочерей, хотя и получила высшее экономическое образование.
Мама родилась в городе Алексеевке Белгородской области, после школы вместе с сестрой Леной поступила на филологический факультет Воронежского университета. Обе получили дипломы с отличием, но дальнейшая карьера у них как-то не заладилась. Мама поехала в Ленинград в аспирантуру, где и встретила моего отца, который к тому моменту успел защититься и работал в Технологическом институте. У папы была комната в коммуналке на Лиговке, там родители и жили первое время. Потом на свет появился я, мама оставила аспирантуру и занялась моим воспитанием. Позже она все-таки вышла на работу, одно время преподавала русский язык как иностранный в институте имени Герцена, была учителем в школе и даже экскурсоводом в Павловском дворце. Помню, маленьким слушал ее рассказы об истории России и гордился, какая умная у меня мама. Я вообще люблю Павловск. Несколько лет подряд мы снимали там жилье на сезон, поскольку своей дачи у нас, к сожалению, никогда не было. Обычно пару месяцев я проводил за городом, а потом с родителями отправлялся к родственникам в Воронеж и еще дальше, к морю. Останавливались мы в Геленджике. Из первых поездок на юг вынес воспоминания о фруктах, растущих прямо на улицах. Как вы понимаете, я никогда не видел в Питере свисающих с деревьев слив, яблок и груш. Потрясающее зрелище для северного человека! А вот пляжный отдых, признаться, мне не нравился. Скучно ведь целый день лежать пузом кверху! Впрочем, сначала нужно было отыскать свободное место под солнцем. Словом, тоска смертная, а не каникулы! Вообще же я рос дворовым ребенком и массу времени проводил на улице.

— Со всеми вытекающими?

— Ничего криминального, обычные мальчишеские забавы. Знаю, иные мои питерские ровесники пытались зарабатывать первые деньги легкой фарцовкой, продавая иностранцам значки и матрешки, но я даже этим не занимался, на нашу окраину интуристы не заглядывали. Мне вполне хватало дел, как говорится, по месту жительства.

— Пили-курили?

— Без фанатизма. Пробовал, как и все, не более. Дома у нас никогда не курили, вот и не пристрастился. К спиртному папа с мамой тоже всегда относились спокойно, а ведь давно известно, что многое передается по наследству — и плохое, и хорошее. Вырастая, дети начинают повторять родителей. Жена порой упрекает меня за излишне либеральные методы воспитания сына. Отвечаю, что тоже рос, не зная строгих наказаний. Максимум — могли поставить в угол лет до семи… Не считаю, будто ремень и рукоприкладство — лучшие способы убеждения.

— А вы мамин сын или папин?

— В детстве, конечно, ждал, когда придет мама. Потом стал замечать, что стараюсь копировать отца. Он научил меня самоотверженному служению делу, которое выбрал, привил любовь к чтению. Сейчас, правда, редко удается продвинуться дальше десятой страницы самого увлекательного романа. Некогда читать для души, все больше по работе! А у отца была огромная библиотека научно-технической литературы, среди которой островком выделялись художественные книги и десятитомник Малой советской энциклопедии. Его я, помнится, и принялся штудировать классе в третьем. Рассматривал карты, рисунки животных, читал какие-то биографические справки.

— Медведевых находили?

— Сразу нескольких — героя-партизана, ученого… Отец продолжал преподавать почти до 70 лет, был с головой погружен в науку. Выйдя на пенсию, жил с мамой все в той же квартире в Купчино, которую получил в 1968 году. Я убедил родителей перебраться ко мне в Москву, здесь с папой случился еще один инфаркт, и в 2004-м он умер. Считаю, у отца была счастливая жизнь: он реализовался в профессии, гордился моими успехами. Что может быть важнее для родителей?.. После ухода папы я не отпустил маму обратно в Петербург, сейчас она живет неподалеку от меня.

— По крайней мере по телефону разговариваем каждый день.
Родители Светланы остаются в Питере. Ее девичья фамилия Линник. Спасибо братской Украине, где на Полтавщине вырос мой тесть. Так что ни я, ни жена не можем козырнуть голубыми кровями.

— Слышал, вы крестились в зрелом возрасте?

— В двадцать три года. Решение принимал сам. Таинство проходило в одном из центральных соборов Петербурга, я был вместе с товарищем. С тех пор, считаю, для меня началась другая жизнь… Тут предлагаю поставить точку, вопрос слишком личный, чтобы углубляться в детали.

— Вы вообще производите впечатление весьма закрытого человека.

— Правда? Впрочем, знаю, почему так происходит. У меня юридический склад мышления, который имеет и плюсы, и минусы. Достоинство заключается в умении правильно формулировать цели. Это помогает при принятии решений. Недостаток же состоит в том, что зачастую я говорю и объясняю более точно, чем порой нужно. Из-за этого возникает ощущение, будто перед вами сухарь, застегнутый на все пуговицы.

— В моем окружении нет таких штатных единиц. И не было. Наверное, это плохо, но что есть, то есть.

— Сейчас восполним пробелы. Кличка у вас в детстве имелась?

— Никогда не отличался крупными габаритами, поэтому, наверное, не удостоился прозвища Медведь или, тем более, Медвед. Обращались по имени — Дима. С семи лет после уроков пропадал на улице, домашние задания учил мало, но до поры до времени это не сказывалось на успеваемости. Затем появился спорт.

— Какой?

— Гребля на байдарке-одиночке. Хотя не скажу, будто добился колоссальных успехов. Физически окреп — да. Поначалу не мог двух раз подтянуться на турнире, а потом даже стал чемпионом школы в этом упражнении. После гребли была легкая атлетика, в университете переключился на тяжелую. Не ради рекордов, а чтобы поддержать форму и получить зачет по физкультуре.

— Значит, спорт помешал школьным успехам?

— В седьмом классе в моей жизни появилась Света, и стало не до уроков. Было гораздо интереснее гулять с будущей женой, чем сидеть за учебниками…

— Вы жили по соседству?

— Дома стояли на расстоянии полукилометра. И школа находилась примерно на таком же удалении. За ум я взялся в десятом классе, когда понял: надо спасать ситуацию. Исправил все тройки и закончил с вполне приличным аттестатом, позволяющим претендовать на поступление в Ленинградский университет.

— Когда первую трудовую копейку заработали, Дмитрий Анатольевич?

— Тут история такая. В принципе, достаток в семье был весьма средний. В том смысле, что мы не голодали, хотя денег водилось мало. Четко помню это по собственному дню рождения, который приходился на начало сентября и — по странному стечению обстоятельств — до сей поры там же остался. В конце августа мы возвращались с юга, и родители каждый раз честно предупреждали, что потратились на отдыхе и на празднование денег почти не осталось. Дескать, особых разносолов, Дима, не будет. Картина повторялась из года в год, я к ней успел привыкнуть и ни на что не претендовал. Впрочем, были две вещи, которые сильно хотелось заполучить. Джинсы и виниловые пластинки. И то и другое родители потянуть не могли. Настоящие Wrangler или Levi's тянули у фарцовщиков на пару сотен рублей при средней учительской зарплате в сто двадцать. И фирменный винил стоил совсем недешево. Помню, мечтал о только что появившемся двойном альбоме Pink Floyd под названием The wall, но двести рэ были для меня тогда астрономической суммой…
А первые деньги я заработал после восьмого класса. Проходил практику на ремонтно-механическом заводе, трудился учеником слесаря и честно заслужил червонец. Никогда прежде такого богатства в руках не держал! Родители если и давали на карманные расходы, то полтинник, рубль. А тут сразу десять! Позвал приятелей, мы поймали такси и поехали на Невский. С шиком подкатили к кинотеатру, зашли в кассы, купили самые дорогие билеты на вечерний сеанс — по 70 копеек! — и отправились поглощать мороженое в промышленных количествах. После фильма опять же на такси вернулись домой. Червонец закончился быстро, зато воспоминания остались надолго…

— А как будущий химик превратился пусть и не в лирика, но в юриста?

— Действительно, у меня был приятель, с которым мы любили на пару химичить, пока Миша не ушел в спортивный класс и судьба не развела нас.

— Не волнуйтесь, сведет. Уверяю, сейчас много ваших однокашников всплывет из небытия.

— Лишь бы не сочиняли небылицы. Не хочется читать о себе вранье…

Так вот о химии. Тетя из Воронежа присылала мне колбы и пробирки, после уроков мы с Мишей шли домой и ставили опыты. Самые разные, иногда даже небезопасные для здоровья. Неорганические вещества, образовывавшиеся в результате экспериментов, как минимум плохо пахли, а могли быть и ядовиты.

— Небось бомбу сооружали?

— Ничего военного! Опытным путем проверяли знания. Химия мне всегда нравилась, отец предлагал поступать к нему в Техноложку или другой технический вуз. Я даже полгода ходил на курсы в Военно-механический институт, подтягивал математику с физикой. Честно говоря, перспективы меня не особо впечатляли, но выбора-то не было. А потом стал думать: не пойти ли по материнским стопам? Колебался между филологическим и юридическим факультетами. В итоге склонился в пользу последнего.

— Блатное местечко!

— Да, юрфак ЛГУ всегда пользовался популярностью у абитуриентов, но по-настоящему престижным он стал сравнительно недавно.

— Благодаря некоторым своим выпускникам.

— В том числе. Вспомните, кем хотели быть люди в начале 80-х? Медиками, технарями, обслуживающими оборонку, офицерами. Ценились специальности, гарантирующие стабильную и высокую (по советским, разумеется, меркам) зарплату. Еще в Питере котировались филологи, поскольку их нередко отправляли на стажировку за кордон. Были совсем уж карьерные факультеты типа философского, исторического или восточного, но туда почти не брали выпускников школы, предпочитая парней, отслуживших в армии, поработавших на производстве. Юрфак находился в золотой середине.

— Поступили с первой попытки?

— На дневное отделение чуть недобрал баллов и был зачислен на вечернее. Год отработал лаборантом у отца в Техноложке. Вспоминаю первый компьютер, с которым там столкнулся. Машина называлась М-6000 и габаритами больше напоминала советский мебельный гарнитур типа «стенка». В мои задачи входило заправить в ЭВМ перфоленту и вставить магнитные диски. В остальное время читал теорию государства и права, что позволило мне хорошо сдать первые две сессии и со второго курса перейти на стационар.

— А армия?

— Школу я окончил в 16 лет и успел стать студентом до достижения призывного возраста. В университете была военная кафедра, где мне присвоили звание лейтенанта и произвели в командиры огневого взвода артиллерии. Нет, срочная служба меня не пугала, но я хотел учиться. И, должен сказать, ни разу не пожалел, что остановился на юриспруденции. Мне все нравилось, поначалу готов был стать и судьей, и прокурором, и адвокатом, и следователем. На третьем курсе понял, что тяготею к гражданскому праву. У меня была повышенная стипендия, учился я хорошо, без экстремальных синусоид. Но денег все равно не хватало. Летом пахал в стройотряде, где за месяц мог заработать рублей триста. Когда начиналась учеба, оформлялся куда-нибудь дворником. Одно время мел территорию вокруг кинотеатра «Прибой». Классное занятие! Встаешь пораньше, едешь из Купчино на Васильевский, берешь метлу или зимой лопату, делаешь полноценную физзарядку и к девяти утра приходишь на занятия бодрый, как огурец. А тебе еще сто целковых за честную службу отваливают. В 1982 году на 150 рублей очень неплохо можно было жить!
У меня оставалось время и на общественную работу, я входил в комитет комсомола факультета, а потом и ЛГУ. Не относился к этому как к нагрузке, получал удовольствие. После окончания юрфака мне и еще двум ребятам предложили места в целевой аспирантуре, что гарантировало работу в университете после защиты диссертации.

— Собчак вам подсобил?

— Анатолий Александрович тогда работал ординарным профессором. Мне с товарищами помог Николай Дмитриевич Егоров, руководивший кафедрой гражданского права. Мы постарались не подвести наставника и все трое успешно защитились.

— О ком речь?

— Одного из моих соучеников вы наверняка знаете, Антон Иванов недавно стал председателем Высшего арбитражного суда.

— По странному стечению обстоятельств…

— Так бывает в жизни. Второй наш коллега госслужбе предпочел работу в коммерческой структуре и жизнью вроде бы вполне доволен. Повторяю, это сегодня юристы в фаворе, а прежде отношение к представителям моей профессии было своеобразным. В 60-е годы прошлого века, в момент развернутого строительства коммунизма, кто-то из крупных руководителей принял «гениальное» решение распределить выпуск юрфака на почту. Ввиду того, что государство и право умирали, а СССР семимильными шагами шел к бесклассовому обществу. По крайней мере, так считали товарищи начальники. В итоге дипломированные специалисты сидели и ставили штемпели на конверты…

Подготовлено по материалам журнала "Итоги" №8 (610). Андрей Ванденко "Простые истины"  (http://www.itogi.ru) .